А.М.Горький
В.А.Поссе
Очень рад был получить вести о тебе, скучаю я о твоей милой роже. Ехать лечиться заграницу - считаю преждевременным. Нездоровье моё не особенно сильно, а погода здесь, право, недурная, и я думаю год или даже два подождать с переездом в Италию. Из Нижнего я уехал 7-го ноября с большой помпой. Задавали мне ужины, читали адреса, делали подношения, точно артисту, а в заключение - устроили на вокзале демонстрацию с пением "Марсельезы" и всякой всячины в этом стиле. Полиция была очень смущена и благоразумно бездействовала. Проводив меня, демонстранты с вокзала отправились пешком в город, прошли по всему нижнему базару, по всей Б.Покровке, всю дорогу пели и на площади около думы говорили речи, принятые публикой очень сочувственно. Народу было около 400. По дороге в Москву я узнал, что и в этом городе готовится встреча, а так как я боялся, что подобная штука преградит мне дорогу в город, - в котором мне необходимо было прожить дня три-четыре, - то и слез с поезда на станции Обираловка в расчёте, что демонстранты, не дождавшись меня, разойдутся. Поступил глупо, ибо на Рогожской поезд, в котором я ехал из Обир[аловки], был остановлен жандармами, в мой вагон явился ротмистр Петерсон и спросил меня - куда я еду? "В Крым". - "Нет, в Москву". - "Т.е. в Крым через Москву". - "Вы не имеете права ехать через Москву". - "Это вздор, другого пути нет". - "Вы не имеете права въезда в Москву". - "Чепуха, у меня маршрут через Москву". "Я уверяю вас, что не могу допустить посещения вами Москвы". - "Каким образом сделаете вы это?" Он пожимает плечами и указывает мне на окно вагона. Смотрю - на станции масса полиции, жандармов. "Вы арестуете меня?" - "Да". - "Ваши полномочия?" - "Я имею словесное приказание". - "Ну, что ж? Вы, конечно, арестуете меня и без приказания, если вам вздумается, но только будьте добры сообщить вашему начальству, что оно действует неумно, кроме того, что беззаконно". Тут меня, раба божия, взяли, отвели в толпе жандармов в пустой вагон второго класса, поставили к дверям его по два стража, со мной посадили офицера и - отправили с нарочито составленным поездом в г.Подольск, не завозя в Москву.
Когда меня вели по станционному двору, какие-то люди, видимо, рабочие, кланялись мне, большая толпа народа стояла молча и угрюмо, видимо, недоумевая - что такое творится?
"Видите, - сказал я жандарму, - как вы содействуете росту моей популярности? Разве это в ваших интересах? Вы поступили бы гораздо умнее, если б дали мне орден или сделали губернатором, это погубило бы меня в глазах публики". Он засмеялся и сказал: "Знаете, я тоже не считаю этого задержания... остроумным".
Жена в это время была отведена в трактир на Рогожской и там ожидала поезда в Москву. Сидя в трактире, она видела, как на Рогожскую пришла большая толпа демонстрантов с адресом и большим портретом Л.Толстого, предназначенным к подношению мне. Пошумев и узнав, что меня увезли куда-то, они возвратились в Москву, а вслед за тем со всех дворов высыпала масса полиции и последовала за ними. Обошлось, как и в Нижнем, беэ драк и арестов.
Впрочем, в Нижнем 9-го ноября арестована курсистка Богуш за то, что в театре, во время спектакля, крикнула публике о моём задержании, 11-го в Нижнем, в театре же, была вновь маленькая манифестация. Шла пьеса Гауптмана "Перед восходом солнца". Когда Лот в разговоре с Еленой начал перечислять "несправедливости", с галёрки кто-то (Я.М.Свердлов - Ред.) закричал: "Несправедливо выслали Гор[ького]!" Раздались дружные аплодисменты - чему? Вообще Нижний вёл и ведёт себя прекрасно. Ну, еду дальше. Везде на вокзалах масса жан[дармов] и пол[иции]. В Харькове - мне предложили не выходить из вагона на вокзал. Я вышел. Вокзал - пуст. Пол[иции] - куча. Пред вокзалом большая толпа студентов и публики, пол[иция] не пускает её. Крик, шум, кого-то, говорят, арестовали. Поезд трогается. Час ночи, темно. И вдруг мы с Пятницким, стоя на площадке вагона, слышим над нами, во тьме, могучий, сочный такой, знаешь, боевой рёв. Оказывается, что железный мост, перекинутый через станционный двор, весь усыпан публикой, она кричит, махает шапками - это было хорошо, дружище! Мост - высоко над поездом, и крик был такой бурный, дружный, бодрый.
Всё сие рассказывается тебе, товарищ, не ради возвеличения Горького в твоих глазах, а во свидетельство настроения, которым всё более проникается лучшая часть русской публики. Будируют всюду и при всяком удобном случае, иногда даже смешно будируют. Одни лишь бедняжки либералы чувствуют себя неважно. Скверное у них положение! От "эпохи великих реформ" с каждым днём понемножку отламывается, введение магистрата в Питере и Москве свидетельствует о серьёзном намерении начальства окончательно облагодетельствовать Русь, и у либералов - совершенно ускользает почва из-под ног. Охранять им - нечего. Остаётся одно: или, примиряясь с фактами, отходить направо, или же - не мириться и идти - налево. Быть же либералом уже невозможно, нет средины! Они, несчастные, мечутся из стороны в сторону и говорят о необходимости конституции. (Есть слухи, что будто бы питерское начальство тоже бы не прочь дать плохонькую конституцию, но не видит - кому можно её дать? И действительно - кроме Стаховича - некому.) В ответ на их мечты и платонические желания им говорят: "Валяйте, просите!" - "А вы?" "А мы - посмотрим, что вам дадут". - "Вы как будто враждебно относитесь к нам?" - "Безразлично, ибо вы - бессильны. А когда вам дадут хоть 0,001 конституции, - вы схватитесь за этот призрак - станете консерваторами, усилите престиж начальства и - будете нашими врагами". Они этого не любят, злятся, топорщатся, и всё сильнее растёт их желание получить конституцию.